Не надо — оставь её, выбрось, не трогай ее…
Он повернул ключ, и в тишине он услышал четкие серии щелчков заводного механизма. Когда он отпустил ключ, обезьяна начала стучать тарелками, и он почувствовал, как дергается её тело, сгибается и дергается, туда-сюда, туда-сюда, словно она была живой, а она была живой, корчась в его руках как отвратительный пигмей, и те движения, которые он ощущал сквозь её лысеющий коричневый мех, были не вращением шестеренок, а биением сердца.
Со стоном Хэл выронил обезьяну и отпрянул, всадив ногти в плоть под глазами и зажав ладонями рот. Он споткнулся обо что-то и чуть не потерял равновесие (тогда бы он оказался на полу прямо напротив нее, и его широко распахнутые голубые глаза встретились бы с карими). Он проковылял к двери, протиснулся сквозь нее, захлопнул её и привалился к ней с обратной стороны. Потом он бросился в ванную комнату, где его вырвало.
Новости с вертолетного завода принесла им миссис Стаки, она же и оставалась с ними те две бесконечные ночи, которые успели миновать до того, как тетя Ида приехала за ними из Мэйна. Их мать умерла в середине дня от закупорки сосудов головного мозга.
Она стояла у аппарата для охлаждения воды с чашкой воды в руке и рухнула как подкошенная, все ещё сжимая чашку в руке. Другой рукой она задела за аппарат и свалила огромную бутыль с водой. Бутыль разбилась…
Но прибежавший заводской доктор сказал позднее, что он уверен в том, что миссис Шелбурн умерла ещё до того, как вода намочила её платье и увлажнила кожу. Мальчикам никогда об этом не рассказывали, но Хэл и так все знал. Он воображал себе все это снова и снова в те долгие ночи, которые последовали за смертью его матери. У тебя все ещё проблемы со сном? — спрашивал его Билл, и Хэл предполагал, что Билл думает, что бессонница и дурные сны вызваны внезапной смертью матери, и это было действительно так… но так лишь отчасти. Другой причиной было чувство вины, твердое, абсолютно ясное сознание того, что запустив обезьяну тем солнечным днем, он убил свою мать.
Когда Хэл наконец заснул, то спал он очень глубоко. Когда он проснулся, бы уже почти полдень. Питер сидел скрестив ноги в кресле на другом конце комнаты, методично, дольку за долькой поглощал апельсин и смотрел игровую передачу по телевизору.
Хэл сел на постели. Он чувствовал себя так, будто кто-то ударом кулака вогнал его в сон, а потом таким же образом вытолкнул оттуда. Голова у него гудела.
— Где мама, Питер?
Питер оглянулся.
— Она пошла с Дэнисом за покупками. Я сказал, что я поболтаюсь здесь, с тобой. Ты всегда разговариваешь во сне, папочка?
Хэл осторожно посмотрел на сына.
— Нет. Что я говорил?
— Я толком ничего не мог понять. Я испугался немного.
— Ну что ж, вот я и опять в здравом уме, — сказал Хэл и выдавил из себя небольшой смешок.